Неистовство

 лучшая книга о жизни и любви

Ты вольная птица, ты кошка, которая гуляет сама по себе. Ты не дружишь с математикой, гуманитарный склад ума не позволяет тебе быстро перемножать двухзначные числа. Да и разве тебе это нужно? Косинусы, синусы, тангенсы, котангенсы... Ты знаешь всё о своей тёзке, которая переписывалась с Вальтером и славилась любовными похождениями, и при этом не умеешь считать. Ах, моя маленькая девочка, моя невероятная Катенька. Я научу тебя считать, я вобью в твою голову математические формулы, лишь бы ты...

Лишь бы ты меня любила.

Ты помнишь, это было прошлым летом,

Оно нам прилетело от любви.

И мы, как дураки, смеялись в небо,

В ответ не слыша смех из-под земли.

Она возникла в моей жизни совершенно неожиданно и, я бы даже сказал, нежелательно. Она влетела внезапно, словно воробей в форточку, и поставила всё вверх ногами, но так изыскано, так элегантно, что я этого сперва и не заметил.

Девочка как девочка. Еле приметная, тихая, невзрачная. Любой другой сразу бы заподозрил неладное. Но не я. Я раньше с такими не сталкивался. Мне казалось, если молчит, значит, зануда, если смеётся, значит, интересная, если решительно отстаивает своё мнение, значит, уверенная в себе, то есть лидер.

Эта мне сразу показалась тихоней. Я бы даже с такой связываться не стал. Вокруг меня всегда были девочки решительные, смелые, сами подходили, сами знакомились и... сами уходили ни с чем. А Катя всё молчала, кивала покорно своей хорошенькой головкой с тоненькой косичкой и тяжко вздыхала. Повздыхав немножко, опускала свой жёлтый антихристский взгляд в книжку и, скрипя большими зубами, переходила к следующему упражнению.

Это всё мама. Мама попросила меня позаниматься  с соседской девочкой алгеброй, потому как у неё, видите ли, нелады с математикой. То что «нелады», я понял сразу. Она не знала ни одной формулы. Не понимаю, как она вообще смогла доучиться до одиннадцатого класса, да ещё и с «четвёркой». Точнее теперь понимаю, но об этом чуть позже.

Просидев с ней чуть больше часа, почувствовал, что устал до чёртиков. Честно говоря, эта тупоголовая Катя, не способная отличить производную от производства, мне порядком надоела. У меня уже была назначена встреча с Колдиным, одноклассником и другом детства, который задолжал мне пачку сигарет, из-за чего я не стал покупать курево и теперь жутко хотел никотина, а больше всего хотел избавиться от Кати.

Но тут эта невероятная девочка, посмотрев на меня уставшими совиными глазами, пробормотала:

-Может, ну её, эту математику?

Я радостно согласился. Матери сказал, что провожу девчонку и вернусь. На деле я никого провожать не собирался, думал, что выведу Катю из подъезда и помчу к Колдину за сигаретами. Но получилось всё иначе. Из подъезда Катя выходить не торопилась. Она остановилась на лестничном пролёте между вторым и третьим этажом и совершила непонятный жест рукой, намекая, чтобы я шёл куда-нибудь, и одновременно прощаясь.

Оказывается, Катя остановилась, чтобы перекурить. И ей, видите ли, лишний свидетель был не очень-то и нужен.

Это меня возмутило. Я остановился рядом с ней и выпросил у неё сигарету. Она нехотя угостила меня папироской, и мы закурили. Признаюсь, с сигаретой в тонких длинных пальцах она мне нравилась больше, чем с нарочито серьёзным лицом, устремлённым в учебник. Да и вообще, теперь она показалась мне красавицей. Ну, если и не красавицей, то хотя бы очень миленькой. Нет, не занудой, как мне подумалось сперва, но очаровательной тихоней, которую не могла опошлить даже вульгарно торчащая из её рта сигарета. Рот у неё был дивный, и у меня даже мелькнула мысль...

Нет-нет, просто мелькнула. Очень быстро, что даже не зафиксировалась в голове. Я всё ещё собирался к Колдину, я всё ещё хотел избавиться от Кати, несмотря на то, что со второго взгляда она понравилась мне куда больше, чем с первого. Я всё ещё наивно полагал, что вижу эту желтоглазую выхухоль в первый и последний раз.

Мы вышли из подъезда. Она сказала, что ей скучно, а я ответил, что могу немного её развлечь. Она с любопытством уставилась на меня. А я тут же начал рассказывать ей анекдот. А потом ещё и еще. Когда закончились анекдоты, я приступил к  пересказу одного известного, но не виденного ею фильма, потом рассказал ей о новой компьютерной игрушке. Об игрушке рассказывал долго и самозабвенно. Катя слушала и молчала, смотрела на меня восхищёнными глазами и казалась весьма заинтересованной. Слушала она весьма искусно. Не проронив ни слова, она одними лишь глазами и мимикой сумела убедить меня, что я гениален, великолепен и говорю нечто такое невероятное, абсолютное и совершенное, что меня уже только за одно это можно номинировать на Нобелевскую премию.

Я выговорил себя. Я выдохся. Забыл о Колдине и задолженных мне сигаретах. Передо мной была только Катя. Катя Большое Ухо. Катя, которая просто молчала,  внимала моим словам и покоряла своей мнимой безропотностью. Я уже был в её руках, моя жизнь уже тогда принадлежала ей, но моя неоправданная наивность твердила мне другое: «ты король, ты лучший, а она будет слепо тебе подчиняться, если, конечно, ты этого сам захочешь». 

1 2 3 4 5 6 7 89 10 11 12 13